18%

Март 2012

Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
27 28 29 2 3 4
6 8 9 10 11
13 14 15 16 17 18
19 20 21 22 23 24 25
26 27 28 29 30 31 1
 

Я не пошел на президентские выборы по нескольким причинам
Интервью газете "Московские новости"
Выступление и ответы на вопросы Алексея Кудрина на Форуме "Россия - 2012" 2 февраля 2012 года
"Базовые наши недостатки лечатся политическими свободами" - интервью Алексея Кудрина журналу Ъ-Деньги
Продолжение интервью Алексея Кудрина "The New Times"
18.01.12

Экономическая часть выступления Алексея Кудрина на заседании ученого совета Дагестанского государственного университета 14 января 2012 года

Мир сейчас испытывает кризис, которого не было в истории ни по характеру, ни по модели. Часто, когда мы говорим, что «великая депрессия» по глубине была похожа, то мы можем говорить только о некоторых внешних чертах, о глубине просто самого падения, о спаде производства, о снижении уровня жизни населения. Тогда он был очень глубоким. Спад продолжался, допустим, в Соединенных Штатах Америки на протяжении нескольких лет. По уровню жизни снижение произошло примерно на 20-30%. То есть тогда это было реальное серьезное обнищание в Соединенных Штатах. Сегодня новый кризис часто сравнивают, говоря, что такие по глубине кризисы бывали раз в 50 или в 100 лет. Мы действительно имеем очень серьезный системный кризис, но его проблемы и истоки несколько иные. Безусловно, есть цикл экономический, есть накапливание проблем диспропорции в мировой экономике или в экономике любой страны. И все равно есть цикл, есть какой-то момент, когда эти проблемные противоречия разрешаются. Сейчас не буду говорить о типовых кризисах. Нынешний кризис – это впервые кризис глобальной экономики. Это когда страны связаны друг с другом более тесно, чем обычно, когда они заняли свое место в мировом разделении труда и очень сильно зависят от внешних факторов. Одним из признаков этого кризиса было то, что в определенный момент – в пик падения производства и спроса – мировая торговля сократилась почти на половину в течение нескольких месяцев. Это был серьезный удар по экономикам, особенно экспортно-ориентированных стран, и нашей страны, и Германии, и других. Но затем, в силу ряда мер, которые принимались коллективно многими государствами, Федеральная резервная система, Европейский Центральный банк, правительства стран создали так называемые антикризисные пакеты фискального стимулирования экономики. Ситуация стала несколько выправляться и, скажем, за 2009 год общее падение мировой торговли составило всего 12%, в то время как на пике сокращения это было просто как паралич сначала. Постепенно эта кризисная ситуация стала рассасываться. Похожая ситуация сложилась и у нас. Как пример, сокращение российской торговли со странами СНГ достигло 45%. 

Но одним из важных свидетельств было существенное изменение потоков движения капитала. Сегодня мир – это мир достаточно свободно двигающихся капиталов. Те зоны, которые растут быстрее, чтоб заработать на этом, чтобы получить большую доходность, в момент, когда начинается кризис, и создается некая неопределенность по производству того или иного товара, его сбыта на мировых рынках, существенно ограничивают капиталы или даже отзывают в те зоны, откуда они сами происходят, для решения своих проблем. Например, если банки вкладывают деньги в российскую экономику, кредитуют нас, то в этот момент происходит отток, как правило, из тех стран или рынков, которые являются более уязвимыми и рискованными. Наш российский рынок является таким более уязвимым и более рискованным, чем рынок США и даже европейских стран – там институты, там инерция, там более развитые системы поддержки. Эти страны в таких случаях считаются менее рискованными, чем, допустим, Россия или Китай. 

Ключевые лица правительства Китая говорили мне о том, что в течение ближайших 5-7 лет они ожидают существенного понижения темпов роста в Китае. Для них рост ниже 6-7 процентов – это уже критическая величина. Они не успевают задействовать ту массу населения, которая окажется безработной, сразу десятки миллионов человек попадут на улицу. Поэтому ниже 6-7% китайцы для себя не мыслят. Это для них критическая черта. И вот к этой критической черте они в ближайшие несколько лет подойдут. Например, США снизили свой ВВП на 3,5% в 2009 году. Еврозона снизила на 4,2%. Как вы помните, Россия примерно на 7,8% в 2009 году. Мировой ВВП тогда снизился на 0,7%. А 2012 год будет еще ниже для мирового роста, пока стоит 3,3% (прогноз Министерства экономического развития РФ). Считаю, это оптимистический прогноз и он уже не состоится, потому что буквально последние два месяца мы являемся свидетелями начала разворачивания второй волны мирового кризиса. Предполагается, что его эпицентр будет в еврозоне, поскольку долговой кризис в первую очередь существенно ухудшит ее перспективы, Евросоюза, прежде всего. Хотя сегодня мы больше и чаще говорим о еврозоне и судьбе евро, но, тем не менее, перспективы в целом еврозоны и Евросоюза в связи с тем, что общий объем долга у них подошел к планке 100%, и ее переходит. Это критическая величина для этих стран по способности обслуживать долг. В следующем году только одной Италии, которая станет, на мой взгляд, критическим случаем, нужно погасить 367 миллиардов евро. Одной Италии за один год. Это, в общем, по всем меркам очень высокая цифра – более 20% ВВП за один год. В обычной ситуации страна берет новый долг на ближайшие 10-15-20 лет и погашает старый. Рефинансирует этот долг. Но в пик кризиса источник такого рефинансирования – мировой рынок – не даст эти деньги или даст по такой ставке, которая вызовет еще большее ежегодное увеличение расходов Италии. Мы уже знаем проблему Греции. Даже не буду ее здесь называть. Сегодня Греция стоит после двух пакетов поддержки перед тем, что, наконец, все пришли к выводу, что нужно просто списывать 50% ее долга. Но сегодня не в очень успешной ситуации находятся Португалия, Испания, Ирландия. Если эта проблема коснется Италии – третьей экономики по величине еврозоны, если итальянский долг окажется невыполнимым и придется всем инвесторам, кто в этот долг вложили, списать часть долгов, часть этой стоимости, это означает, что все банки – все, кто вкладывали на своих балансах, получат на эту же величину снижение своего капитала. Таким образом, банки перестанут соответствовать критериям обслуживания населения, соотношения активов и капитала. И банки начнут банкротиться или нужно будет искать дополнительные ресурсы в размере сотен миллиардов евро по разным оценкам. 

Евросоюз объявил, что сейчас нужно срочно дать банкам около 150-160 миллиардов евро для капитализации. МВФ считает - более 300 миллиардов. Думаю, будет хуже. Вопрос: кто выделит эти ресурсы для рекапитализации банков и сохранения на плаву ведущих финансовых институтов, которые обслуживают население, обслуживают предприятия, взяли в долг чьи-то деньги? Эта цепочка потом будет валиться как домино. Поэтому зона евро прогнозируется на следующий год с учетом этих проблем – рост примерно 0,2-0,3%. Что такое 0,2% прогноза роста? Это статистическая погрешность прогноза. И сейчас даже это, скорее всего, будет переоценено в сторону уменьшения. Таким образом, окажется, что доходов для обслуживания долга у государства и правительства в связи с дополнительным снижением пока еще не спрогнозированным до конца будет меньше. И проблема окажется еще больше. Думаю, страны Евросоюза должны были договориться. Все считали, что они договорятся между собой о мерах коллективной поддержки точек риска, чтоб не допустить разрастания кризиса. 

Проблема Греции могла быть решена. Там цена вопроса 300 миллиардов евро. Не дорешали, бросили, не захотели платить за Грецию все. Жители Германии говорили: «Почему греческие рабочие работают меньше, отпуск у них больше, социальные пособия больше, а мы должны сегодня за эти их расходы бывшего периода, за эту хорошую жизнь, которая создала этот долг, теперь платить?» Этот спор выразился в том, что проблему Греции до конца не решили. Сейчас обсуждается уже третий сценарий ее решения. А на подходе новые проблемы. Инвесторы видят – раз одна проблема не решена, значит, сразу вырастают для них риски. Еще мне иногда задают вопрос: «Греция – всего примерно 2,5% ВВП Евросоюза, неужели она создаст такие проблемы?» Она создает прецедент, системный случай – и если эту страну не спасли, то другие ситуации будут еще сложнее. Не выработано механизма, не сработал, что называется, иммунитет еврозоны по спасению таких стран. 

Вчера произошло еще одно событие, которое подтверждает мои слова. «Standard & Poor's» понизил долговой рейтинг двух ведущих стран – Франции и Австрии. Еще на ступеньку снижен рейтинг Италии и нескольких стран Евросоюза. Таким образом, все, о чем я сейчас говорю, получило подтверждение профессионального рейтингового агентства. В его заключении говорится, что правительства, главы правительств не нашли решения финансовых вопросов, которые накапливаются, и тем самым сегодня есть существенная неопределенность по дальнейшему развитию событий. 

Каковы возможные сценарии? Те страны, которые не способны обслуживать свой долг, могут выйти из зоны евро. Может быть, это будет 2-3 страны. Чаще всего называется Греция. И это было самое лучшее развитие событий в сложившейся ситуации. Но вижу и сложную ситуацию. Если вы возьмете предпоследний журнал «The Economist», на его обложке увидите вопрос о том, быть или не быть евро в принципе. И это сегодня всеми обсуждаемая тема. Конечно, смена одной валюты на другую – очень сложный процесс переоценки активов. Меня часто спрашивают: «А что произойдет?» Вместо евро будет другая валюта, условно говоря, франки, марки вернутся. И даже если в первый день мы их поменяем один к одному, то на следующий день они уже начнут менять соотношение друг к другу, пойдет разделение всей валютной зоны на разные валюты, и изменятся их курсы. Сегодня условно все страны живут в рамках одного курса, одного евро, который для стран одинаковый и приравнен друг к другу. 

Я был большой сторонник евро, когда эта валюта создавалась. Считаю, что это создает новые возможности для развития и интеграции зоны, в значительной степени уменьшает степени издержки предприятий в части транзакции и связано с курсовыми рисками, с торговлей между странами, с движением капитала и переоценкой в связи с курсовыми рисками. Мне казалось, что это очень серьезный шаг к дальнейшей интеграции. И сейчас так считаю. И до сих пор уверен, что это правильная стратегия. Но оказалось, что в рамках этой стратегии надо было решить отдельные проблемы большего выравнивания по правилам регулирования, по требованиям к бюджетной политике, к социальным стандартам, к расходам бюджетов. И сейчас это не оказалось на должном уровне скоординировано или гармонизировано. Финансисты (все эти годы, пока кризис раскручивался, я принимал участие во встречах министров финансов «Двадцатки», «Восьмерки») эти вопросы обсуждали. Совет управляющих МВФ собирался два раза в год и тоже все эти вопросы обсуждались (я был управляющим от России в составе Совета директоров МВФ все эти годы). Но в данном случае МВФ не хватало ресурсов самому решить проблему. Оказалось, в решении этих проблем нужна помощь самой еврозоны, чтоб она мобилизовалась, создала возможности, резервы, договорилась о распределении полномочий между разными странами. Но работа по координации действий в Евросоюзе не дала результатов, не договорились. В результате сейчас реально стоит проблема сохранения евро. (В этом вопросе я занимаю немного более жесткую позицию, которой придерживаются некоторые ведущие экономисты, но их пока меньшинство). И если эта проблема начнет развиваться по негативному сценарию, то мы будем иметь очень серьезное дополнительное падение в еврозоне. Все банки в этот момент перестают кредитовать, они сжимаются и начинают себя спасать. Они набирают на свой баланс более ликвидные активы, вместо акций предприятий, они покупают акции некоторых государств более устойчивых или какие-то другие пакеты, чтобы просто себя сохранить. В этот момент сжимается объем денег в связи с тем, что просто уменьшается кредитование, и предприятия садятся на голодный паек. Поэтому нужны механизмы поддержки в таких кризисных ситуациях. Сегодня все обсуждают – Европейский центральный банк должен дать 2 или 3 триллиона евро, обязав эти банки на каких-то условиях поддержать, будь то банки, будь то программы правительств. 

Все про мировой кризис не рассказать. А что в России? У России есть кроме вот этих проблем, которые связаны с внешними шоками мировой экономики, и свои родовые проблемы – наша большая зависимость от энергоресурсов. Если взять всю промышленность добычи всех минеральных ресурсов и их переработку первичную, это до 40-45% ВВП, то есть у нас очень большая зависимость. А если брать доходы бюджетов, то доходы в федеральный бюджет, 40% - это только нефть, газ и нефтепродукты, это даже без других минеральных сырьевых ресурсов. Зависимость ударяет по нам два раза, спрос на наши металлы и другие товары и на нашу нефтью Но цена на нефть падает существенно больше, чем цены на другие товары во время кризиса. Вот, например, в 2008 году средняя цена была 94 доллара на нашу российскую нефть. В 2008 году, перед кризисом. А вот уже в год кризиса, в 2009-м – 60. То есть примерно на 30% снижение цены. Падение доходов составило более 3% ВВП одномоментно. Еще повысили расходы на 6,4% ВВП. Поэтому с учетом того, что у нас еще был профицит, то общий разрыв там нужно считать еще больше – около 10% ВВП. Поэтому мы – страна более еще уязвимая, чем другие. 

Допустим, когда мы смотрим на индекс РТС или индекс ММВБ по нашим вложениям, капитализации нашего финансового рынка, то нужно понимать, что там больше половины – это компании, связанные с нефтегазовым сектором или переработкой. Как только цена падает, то у нас индекс падает не как все, а больше. То есть мы еще более уязвимы, и поскольку те, кто в нас вложил, это пытаются почувствовать заранее, они начинают сбрасывать ценные бумаги еще пока по хорошей цене, ожидая ее потом существенного снижения, боясь потерять больше. Эти движения капитала для нашей страны – вход и выход, влияние на капитализацию рынка, делают у нас ситуацию еще сложнее. 

А как справиться с этой зависимостью? Это сейчас тема номер один. И когда я говорю, что у нас очень много мифов, то большинство вопросов, которые мне задают в разных аудиториях, это: «А почему нам эти деньги от нефти не потратить и не создать себе хорошую промышленность?» Вот это абсолютно невозможное развитие событий. Поясню, почему это невозможно. Если цена на нефть увеличивается в полтора, в два раза за несколько лет, как это происходило в двухтысячные годы, то это означает, что без увеличения производства продукции мы, как страна, получаем больше валюты. В 2000 году мы получали от экспорта нефти и газа, допустим, 50 миллиардов долларов, то уже через 3 года – 100, а еще через 3 – 200, а сейчас мы получаем от нефти и газа, в этом году получим даже рекорд – около 400 миллиардов. Что происходит, когда такой объем валюты вносится на внутренний рынок и начинает продаваться? Когда объем ВВП растет по 8% (в лучший год – по 8%, а где-то и по 5%, в минувшем году – 4,3%), а на рынок выносится такой объем валюты, происходит следующее. Центральный банк помогает выкупать эту валюту. И печатает абсолютный эквивалент в рублях этой суммы валюты, просто эмитируя нашу экономику. Приходят нефтяные компании, приходит бюджет, который взял эти деньги через налоги, и продают Центральному банку, потому что другого такого потребителя этой валюты сейчас нет. Это означает, то на рынок выходит огромное количество денег в рублях. За один год объем денег увеличивается на 50-80% при росте экономики на 6-8%. Что будет? То, что мы видели перед 2008 годом. У нас цемент вырос за 3 года в 3 раза. Но, тем не менее, всем казалось, что и при таких ценах на цемент можно все построить, и потом кто-то еще купит. Купят, пока есть деньги лихие от нефти, пока они попадают в экономику, пока они в экономике растекаются ручейками. Как только цена нефти падает, никто уже таких денег нигде не найдет, чтобы купить такую дорогостоящую недвижимость, такие производственные мощности, такую дорогостоящую продукцию. 

Получается, мы сначала создаем пузырь за счет этих денег, потом он быстро сдувается при первых же толчках кризиса или снижения цен на нефть. Но Центральный банк обязан следить за инфляцией, за ценами, регулировать количество денег, это его конституционная обязанность – обеспечить такое количество денег в экономике, которое обеспечивает рост без таких прыжков цен. Что делает Центральный банк? Он говорит: «Хорошо, я выкупал эти доллары по 30 рублей за доллар, а теперь, чтобы снизить такой приток этих рублей, этой эмиссии в экономику, буду выкупать по 24 за доллар». Соответственно, в экономику вольется меньше денег, но курс рубля быстро укрепится. Что процесс укрепления национальной валюты означает для российской промышленности? Импорт станет еще дешевле и будет подавлять отечественное производство. 

Приведу пример. Если, допустим, сервиз стоит 100 долларов, то чтобы его внешний производитель, завозя в Россию, получил свои 100 долларов, ему нужно при цене по 30 рублей за доллар продать сервиз за 3 тысячи рублей. И он его продает. А российский производитель свой сервиз похожий произвел. Он тоже за 3 тысячи его производит. Потом ничего не меняется в условиях производства, меняется только курс. Курс становится 24 рубля за доллар. Соответственно, внешнему производителю, чтобы свои 100 долларов отбить, можно сервиз продать на нашем рынке за 2400 рублей. А наш как был с издержками, зарплатами и прибылью 3000 рублей, так и остался. Поэтому в момент укрепления национальной валюты происходит удешевление импорта в страну. И, наоборот, сложнее и дороже продать отечественную продукцию, чтобы отбить свои затраты. Это запирает экспорт, и, наоборот, увеличивает импорт. Такая проблема уже была испытана рядом стран в истории развития экономики. Она называется «голландская болезнь». В свое время, когда открыли газовое месторождение в Голландии, они обрадовались, что у них появилось много денег. Решили все их потратить у себя. В результате промышленность практически остановилась под напором импортной продукции. 

Экономика может потреблять только определенное количество денег, они должны обслуживать оборот, а не вбрасываться по причинам, не связанным с потребностью внутреннего оборота. Часто говорят: «Давайте на эти деньги дороги построим, давайте еще что-то сделаем». Экономика не может так работать. Центральный банк, все центральные банки мира в своих экономиках строго отслеживают эту величину. Если экономика растет быстро, или возникает изменение скорости оборота капитала, именно центральный банк добавляет, увеличивает количество денег в экономике, в том числе и путем эмиссии. 

Здесь должен сказать еще об одной вещи, связанной с эмиссией. Центральный банк отличается тем, что он эмиссию производит в виде кредитов другим банкам. Это не просто раздача денег – эмиссия, это кредиты другим банкам. Эти кредиты однодневные, однонедельные, шестимесячные. В очень редких случаях, сейчас во время кризиса, Федеральной резервной системой в США и у нас тоже Центральным банком введен годичный кредит. Когда говорят, что США напечатали деньги, это означает, что через месяц, через шесть, через год эти деньги вернутся обратно, потому что это кредитный ресурс. Они растекаются по миру через систему американских банков. Только американские банки, зарегистрированные в Федеральной резервной системе, могут получить кредит от нее. Сегодня ставка близится к 0%. Таким образом, эмиссия – это условно, это означает, что деньги не навсегда попали в мировую экономику. И Федеральная резервная система имеет возможности регулировать количество долларов в мировом обращении. Когда этих денег становится очень много, мы все начинаем сомневаться: может ли Федеральная резервная система регулировать этот мировой объем оборота? Проблемы здесь есть. Сегодня мы встречаемся с очень необычными, нестандартными ситуациями по масштабу эмиссионной деятельности Федеральной резервной системы, Европейского центрального банка. 

Возвращаемся к нашей стране. Я назвал одну проблему, укрепление рубля, если мы начинаем использовать все доходы от нефти и газа. Могу обозначить еще одну проблему. Если курс не укреплять, и эти деньги все равно попадут в экономику, как я сказал, будет держаться высокая инфляция. Все эти годы сохранялся высокий фон инфляции. Самая низкая у нас была позиция 9% до кризиса. Потом снова инфляция выросла до 13%. В 2011 году была самая низкая инфляция, ожидается примерно 6,1%, сейчас досчитывается. 6,1% - это самая низкая инфляция за 20 лет. Количество денег в российской экономике в прошлом году выросло на 31%, что тоже немало. 

Сейчас нам нужна экономика предложения, экономика инвестиционной модели, которую мы должны создать, прежде всего, сформировав условия для инвестиций, а это сопоставимые условия с внешним миром по условиям кредитования. Экономика предложения требует большей конкуренции, большей свободы предприятий, меньше засилья государства, будь то в регулировании, будь то в контроле, будь то в чиновничьем произволе. Это все сегодня является важными вещами для России, которые до конца не решены. Чтобы перестроиться на эту новую модель, нужно несколько лет очень планомерной, последовательной работы. Сегодня, наконец-то, мне кажется, общее понимание этих проблем есть на базе прошедших лет. Не только этими лихими деньгами от нефти и газа можно все проблемы решить. Нужно создать инвестиционный климат, который будет эти деньги генерировать. Банковская система начнет выдавать кредиты на долгий срок, на модернизацию. Только в этих условиях возникнет массовое инвестирование и пойдет модернизация предприятий, возникнет спрос на новую продукцию, новые изобретения. У нас проблемы инновационного развития заключаются в том, что у нас нет спроса, предприятия не платят за новые инновации, не востребованы они. 

Масштаб востребованности инноваций в сопоставлении с Китаем, Индией или Бразилией у нас в 3-4 раза меньше. Приведу такой пример. В России государственное финансирование НИОКР составляет примерно 0,83% ВВП. Много это или мало? Знаете, я вас сейчас удивлю. Это больше, чем в Великобритании, больше, чем в Китае, и больше, чем в Японии, одной из самых инновационных экономик. То есть у нас государство тратит на инновации, на НИОКРы, больше, чем в этих странах. Но дело в том, что негосударственный сектор финансирует у них инновации больше, чем у нас, в 3-4 раза. Там коммерческий сектор НИОКРы финансирует в 3-4 раза больше, чем у нас. Поэтому без создания инвестиционного климата и инвестиционного рывка не возникнет тот самый финансовый ресурс и востребованность этих инноваций для наших предприятий. А если он состоится, то будет новое дыхание дано нашим вузам и нашим научным лабораториям. В 2010 году я был в Томске, в технико-внедренческой зоне. Прошел и увидел очень интересные разработки. Спрашиваю руководителей малых, средних предприятий, которые это разрабатывают (у них патенты и внутри России есть, и вне): «Ну и откуда у вас берут?» Они говорят: «Берут Китай, Турция, Венгрия, Чехия». «А в России?» – «Ну, до нас как-то не доходят пока заказы российских предприятий, они нас не берут». И на базе разработок томских инновационных предприятий создаются предприятия в тех странах, о которых я сказал, потому что пока мы не создали инвестиционную модель экономики, которая востребует наши патенты для нашей модернизации. Это не означает, что сейчас не нужна господдержка. Нужно технопарки внедрять, способствовать созданию венчурных фондов по внедрению инноваций, добавлять ресурс. Но главный разворот произойдет, когда сами предприятия востребуют новшества. Когда они будут понимать: инновации – это вопрос жизни или смерти для них, их будущее. Только тогда они будут от своей обычной деятельности отнимать деньги и тратить на новые разработки, будут понимать – в этом их будущее, устойчивость нашей экономики. 

Переходим к другой теме. В период кризиса наш Стабилизационный фонд, который был перед кризисом разделен на Резервный фонд и Фонд национального благосостояния, составлял 16% ВВП, больше 200 миллиардов долларов. В пик кризиса мы взяли из этого фонда около 100 миллиардов долларов. Мы бы нигде не взяли их, если бы нам потребовалось, в этот момент. Нам это позволило все социальные обязательства выплатить, продолжать поддерживать регионы, продолжать даже увеличивать программы по образованию в части оснащения, в части науки, в части повышения зарплаты. В том числе учителям до средней по региону. Здесь нужно искать совместные решения, возможности, чтобы их сделать чуть больше в среднем, потому что зарплата преподавателей вузов должна быть выше, чем у учителей уж точно. Значит, она должна быть выше средней по экономике своего региона. С такой же проблемой встречаюсь в Петербургском университете. И мы тоже там это обсуждаем, и это вопрос приоритетов бюджетной, экономической политики. Вы знаете, я ушел неспроста со своего поста, не согласившись с некоторыми новыми приоритетами, которые были выбраны. Например, у лейтенанта вооруженных сил после училища начнется жизнь в воинских частях уже с зарплатой 50 тысяч рублей и выше. Не у всех преподавателей такая зарплата. Не совсем согласен с таким распределением. Не буду об этом подробней говорить, но это была одна из принципиальных позиций, которая заставила меня несколько жестко и высказаться, и поступить, когда в сентябре узнал, что некоторые принципы той политики, с которой не совсем я был согласен, продолжатся в будущем. Но это вопрос выбора, политического выбора, воли, с которым нужно работать. Уверен, сейчас эти вопросы будут переосмыслены, и вузы получат поддержку, в том числе на финансирование своих высококвалифицированных специалистов. Так что, думаю, все произойдет. А сегодня надо пройти выборы, а затем, думаю, будут решаться вопросы с учетом приоритета образования, которое в нашей стране нужно вывести на должный уровень. Спасибо, готов ответить на вопросы. 

ВЕДУЩИЙ: Спасибо, Алексей Леонидович, за очень интересный и содержательный доклад, я думаю, что у нас есть еще чуть-чуть времени на вопросы, и у меня есть вопросы, которые подготовили наши экономисты, я их передам. Ну, и из зала, наверное, тоже, если могут, задать вопросы. 

АЛЕКСЕЙ КУДРИН: В переданных мне вопросах есть те, на которые я попытался уже ответить. Вот, например: «В последние десятилетия в России был создан Стабилизационный фонд, сделаны некоторые попытки перехода к инновационной экономике, однако никаких структурных сдвигов в реальной экономике мы не ощутили. Профессор Раджапова». Я пытался на это отвечать, какая здесь взаимосвязь, между Стабфондом, структурными сдвигами и инновационными вопросами. Это ключевые вопросы, здесь мне как раз их подготовили уже. Также про циклические мировые кризисы, привязку мировой экономики к доллару, видение регулирования этого глобального процесса – обо всем этом старался говорить. Судьба евро – о ней тоже говорил. 

О чем еще не говорили? «Устраивает ли вас нынешнее состояние формирования бюджетов субъектов?» В двух словах в декабре в «Ведомостях» говорил по этому вопросу. Вкратце: считаю, что мы слишком централизовали ресурсы на федеральном уровне. Иногда говорят: «Это, наверное, политика Кудрина была – централизовать все ресурсы». Не совсем так. Больше того, я сторонник очень строгого разделения полномочий между ветвями власти – федеральными, региональными. Если за субъектами закреплены полномочия по среднему образованию, по обычной поликлинической и стационарной системе здравоохранения, по ЖКХ, то, соответственно, субъекты и должны это выполнять. Субъектам нужно дать соответствующий источник. Что у нас происходило в последние годы? Мы создавали федеральные целевые программы на федеральном уровне, они предусматривали ресурс для финансирования этих направлений в субъектах. То есть мы не деньги передавали на исполнение полномочий субъектам, а говорили: «Вот если вы будете делать так, как мы у себя рассмотрели, как мы понимаем реформы, мы дадим эти деньги. Деньги дадим на условиях софинансирования». И тем самым мы, во-первых, брали на федеральный уровень полномочия по поддержке отдельных мандатов и полномочий субъектов, во-вторых, эти деньги шли по правилам софинансирования. Значит, те, кто мог софинансировать, те получали эти средства, а высокодотационные регионы меньше таких возможностей имели, поэтому когда мы подвели итоги в конце прошлого года, оказалось, что богатые регионы больше таких возможностей имели, они больше получили от такого рода федеральных целевых программ. Я сторонник, чтобы мы не старались регламентировать и увеличивать финансирование федеральных целевых программ с федерального уровня, а передали эти ресурсы на региональный уровень. Вот таких субсидий по разным федеральным целевым программам сегодня (это кроме дотаций на выравнивание бюджетной обеспеченности регионов) примерно 500 миллиардов. Вот я бы отдельным шагом передал бы миллиардов 200-300 сразу в регионы для того, чтобы сами регионы ими распорядились в рамках своей ответственности и полномочий. И на федеральном уровне мы бы не создавали массу документов, массу соглашений о том, как софинансировать отдельные объекты или отдельные проблемы образования, здравоохранения субъектов из федерального уровня. Кроме того, на реализацию этой задачи я бы передал ряд налогов, например, остатки акцизов на бензин, на алкоголь, часть налога на прибыль передал бы, добавил бы дотации для высокодотационных, и отменил бы федеральные льготы по недвижимости крупных компаний. Цена федеральных льгот по недвижимости – федеральных, крупных сетевых компаний – 200 миллиардов рублей в год. Вот, если эти льготы отменить, то эти деньги будут выплачиваться в виде налогов на землю, на недвижимость субъектов. По тем примерам, которые привел, можно было бы сразу миллиардов 500 передать дополнительно регионам. Эти предложения я высказывал, но министерства, к сожалению, очень неохотно расстаются со своим правом через федеральную целевую программу немножко порулить и побольше взаимодействовать с субъектами. Мне кажется, там есть определенная неэффективность, есть определенный бюрократизм и вот как раз недостаточно правильное распределение ответственности полномочий, поэтому лучше бы передать деньгами. 

Вот часть моего ответа: существенно увеличивать источники доходов субъектов, вводя новые налоги или повышая старые налоги на этом этапе, думаю, опасно. Мы сейчас решали проблему Пенсионного фонда – повысить страховые взносы с 26% до 34%. Даже года не прожили. Президент, подписав эти решения, тут же через полгода предложил их пересмотреть. Поскольку бизнес, сказал, что в условиях неопределенности роста в России, мы эти расходы не сможем нести, это загонит зарплаты опять в тень. Здесь мне кажется, краски были сгущены, но Президент посчитал, что в этот момент нужно опять снизить страховые взносы, как вы знаете, с этого года, с 1 января они теперь опять уже не 34% а 30%. 

Мне здесь также задают вопрос про подоходный налог. «Как вы относитесь к проблеме перехода к прогрессивному методу подоходного налогообложения?» Вы знаете, у меня вообще своя концепция отношения к налогам в принципе – она сообразуется с некоторыми новейшими достижениями в этой области. Экономисты знают, что такое создание системы нейтральных налогов. Другая альтернативная концепция заключается в том, что налоги для разных отраслей или типов предприятий должны быть разные. То есть одна концепция – что налоги должны быть одинаковые для всех в экономике – другая, что нужно создавать льготные налоговые зоны, создавать на какие-то операции льготы, какие-то отдельные отрасли поддерживать. Современные исследования показывают, что такие льготные системы, как правило, приводят к более низкой эффективности производства. Мне говорят: «Ну как же – там вот такие-то свободные зоны, такие-то технологические зоны развития». Да, там где инновации создаются, может быть, в таком экспериментальном режиме или в режиме экспериментального производства небольшой серии, я поддерживаю. Это особая сфера там может быть нужно Но когда мы говорим о типовом производстве – в информационных технологиях или в фармацевтических, или в других, или в очень важных чувствительных социальных сферах, налоги должны быть одинаковыми. Иначе они приводят к снижению эффективности предприятий, мешают движению капитала. В сопоставимых условиях одно предприятие, получившее льготы, говорит: «Я за счет льгот могу себе позволить несколько расслабиться». По сравнению с другим таким же предприятием, которое не имеет этих льгот. Это если очень грубо объяснять, можно более серьезные привести аргументы. 

Налоги – они всегда имеют исключительно фискальный характер. Налогами стимулировать экономику – это, в общем, немножко устаревающая концепция, но она прописана у нас во всех учебниках по экономике. Что налоги должны иметь стимулирующий характер. Налоги в первую очередь имеют фискальный характер. Да, они должны быть щадящими, не прижимали очень сильно. Но налоговое стимулирование, как показывают современные исследования, не всегда приносит эффект. Прогрессивный налог - это тоже чисто фискальная вещь. Так удобнее взять с людей. В данном случае мы можем говорить о справедливости. Большинство стран, безусловно, идет на большой прогрессивный налог, потому что хочется создать гражданам с низким доходом нормальные условия жизни, сделать для этого большие вычеты с богатых, тех, кто несет «золотые яйца». Здесь очень простая логика, больше нужно, допустим, ресурсов, регионам, значит, прогрессивный налог принесет больше средств в бюджеты субъектов. Но в нашей стране в силу обстоятельств, связанных с низкой законопослушностью, большой долей теневой экономики, к сожалению, с низким качеством администрирования и федерального надзора, у нас очень быстро, тут же, как только мы повысим ставку, сделав ее прогрессивной, доходы начнут уходить из-под налогообложения через разные схемы. Сегодня создать схему ухода от налога можно и не так уж это сложно. Не каждый может быть пойдет на это, но многие идут. Соскочить с этой истории ухода от налогов очень сложно – нужно воспитать целое поколение, умеющее работать в белой зоне. Поэтому у нас в стране многие, в том числе и я, считают, что правильнее сейчас иметь обычную плоскую шкалу без прогрессивной ставки. Могут быть и другие мнения, но я сегодня считаю, это для нас лучше. Мне говорят: «Это несправедливо, богатый должен платить больше». Богатый и при 13% платит больше. Вы платите 13% с одного миллиона рублей – примерно средней годовой зарплаты. А богатый платит 13% со 100 миллионов. Это уже 13 миллионов рублей. Он уже выполнил свою роль через постоянную ставку. Поэтому, считаю, справедливости здесь достаточно, в постоянной ставке, а вопрос необходимости ресурсов и потребность к повышению доходов субъектов наталкивается пока у нас, как я сказал, на проблему легкости ухода от налогов. Поэтому мы, введя прогрессивную ставку, не соберем тех денег, на которые рассчитываем. Вот в чем проблема. 

ВОПРОС ИЗ ЗАЛА: Вступление России в ВТО, вообще, что это такое? Чем обернется это все для России? 

АЛЕКСЕЙ КУДРИН: Я серьезный сторонник вступления России в ВТО. Несмотря на то, что сегодня говорится, что ряд отраслей, оказавшись в ситуации большей конкуренции, в том числе с западными компаниями, будет чувствовать себя хуже. И предприятия будут испытывать сложности и даже, может быть, будут банкротиться под напором импорта. Во-первых, в отношении России это касается только нескольких отраслей и отдельных видов продукции, не всех. Приведу такой пример. Сегодня средняя эффективная ставка на импорт, которой Россия закрывается от всего мира, если взять по всем товарам с учетом веса по стоимости товара в общем объеме, то эта ставка на импортные товары – 11% у нас. В США – 3-3,5%. То есть мы от всех в мире защищаемся в 4 раза больше, чем от нас защищается США. В Европе тоже около 3-4%. То есть мир давно уже живет по ставкам ниже. Это я говорю по средней ситуации. Естественно, есть товары отдельные, по которым ситуация более серьезно защищается. Но средняя ставка, с учетом всей массы товаров по стоимости – она в 3, в 4 раза меньше. Что будет через 7 лет в результате переходного периода ВТО? Мы сумели выбить планку 7%. И я вас уверяю, что мы к тому времени придем к выводу, что нам нужно иметь ее меньше. И даже мы не будем выбирать планку, которую мы получили от ВТО. Здесь, на этом пути есть масса вещей. Чтобы производить современную продукцию в России в любой сфере, мы должны использовать лучшие технологии, лучшие комплектующие любых отраслей и любых стран. Поэтому мы должны иметь не такие высокие импортные тарифы для того, чтобы каждое предприятие смогло завезти то, что ему нужно, обеспечить конкурентоспособность своей продукции низкими затратами. А держать высокие тарифы, чтобы отдельные отрасли просто существовали – это совсем другая задача. Мы должны двигаться к современной системе, такой, когда активные предприятия готовы создавать новую продукцию и ее экспортировать. Это – первая часть. Тут свое дело сделает конкуренция. Мы прошли непростой путь переговоров. Получили право поддерживать наши предприятия, иметь более высокие субсидии. Но после переходного периода мы, скорее всего, должны будем от этих субсидий и дополнительной поддержки отказаться. 

Есть еще одна, я считаю, даже более фундаментальная проблема. Допустим, мы хотим завоевать мировой рынок определенной продукции. А иностранный инвестор говорит: «Я готов миллиард долларов вложить в Дагестан для создания промышленного комплекса и производства. Чтобы закрывать Иран, соседние страны и даже Восточную Европу. Но вы знаете, вы – не в ВТО. Я не могу производить продукцию у вас, она не допускается на эти рынки». Есть ограничения. Если ты не в ВТО, ты не выполняешь определенные правила, которые выполняют все другие страны. Значит, тебе не доверяют в части скрытого субсидирования и создания конкурентных условий. Вот Китай все время сейчас проверяют на этот счет. А есть другие страны. Россия это использовала до последнего времени сильно. ВТО – это такой знак качества. То есть вы выполняете те же правила, что и другие, поэтому средние конкурентные условия у вас похожи. В этом смысле если мы не в ВТО, то нас закрывают. Существуют десятки антидемпинговых расследований против российской промышленности с целью недопуска на свой рынок. А дальше есть еще вопрос стандартов продукции – тоже является ограничением, и масса других вещей. Поэтому, если мы хотим производить продукцию не только для собственного рынка, но и для рынка других стран, создать у нас базу инвестиций для экспансии в другие страны, то нам нужно вступать в ВТО. Иначе здесь никто не будет инвестировать. Вступление в ВТО открывает новую планку и для инвестиций в Россию. 

Есть еще одна проблема. ВТО – это правила торговли, субсидий, стандартов производства, импортных пошлин. Как правило, импортные пошлины там 5-10%, есть какие-то чувствительные зоны, где разрешается до 15-20%. Я вам уже говорил про роль курса валюты при его укреплении или ослаблении. Вот у нас за последние 10 лет, с учетом даже девальвации в 2008-2009 году, общее укрепление рубля произошло из-за нефтегазового фактора на 92%. Это означает, что мы, как я вам на примере с сервизом рассказывал, мы одним только курсом почти на 50% снизили барьер вхождения импортной продукции на наш рынок. Сопоставьте: 10-15% импортной пошлины, которую мы отстаиваем в условиях ВТО, и 50% стоимости импортного товара, которую мы снизили путем курсовой политики вынужденно, под напором нефтегазовых ресурсов. 

Сегодня роль курсовой политики в поддержке торговли более серьезная даже, чем импортные пошлины и протекционистская защита. Китай это всем показал. США требует от Китая укрепления курса юаня. Вот мы укрепляем под напором нефтегазового фактора, вынужденно, потому что другая цена – была бы высокая инфляция – не 6%, а 12% или 15%. А Китай говорит: «Мы не будем укреплять свою валюту». От него весь мир требует укрепления национальной валюты, потому что под напором своих экспортных доходов китайцы тоже должны были бы укрепить. А они этого не делают. И представители США, вы знаете, все время ездят, уговаривают их, ультиматумы ставят. Китай понимает, что свой экспортный потенциал он поддерживает, прежде всего, не условиями ВТО, а курсом. Почему Китаю это удается, а нам не удается свой курс не укреплять? Китай проводит более жесткую политику стерилизации денежной массы, которую он направляет на свой рынок. В Китае никогда не было чрезмерного прироста денежной массы. Да, в период кризиса - на 30%. А в обычной жизни, до кризиса, Китай 10% роста имеет при темпах прироста денег в экономике 20%. Как же он свои экспортные доходы меняет на юани, выпускает на внутренний рынок и еще каким-то образом убирает лишние деньги из экономики? Я разговаривал с руководством их Центрального банка. Они говорят: «Если мы будем держать инфляцию 2% и создаем нормальные условия для кредитования наших предприятий, то ЦБ путем займа на внутреннем рынке – сам Центральный банк – убирает эти лишние деньги». В отдельные годы эквивалент выпуска облигаций Народного банка Китая на внутреннем рынке достигал 100 миллиардов долларов. Они избыточные деньги убирают другим путем. Мы – через Стабфонд, а они – таким образом. Китай проводит более жесткую монетарную политику у себя на внутреннем рынке, чем Россия. И когда я это рассказываю – никто не верит. Это, тем не менее, факт. И это законы денежного обращения, законы поддержки того самого инвестиционного климата. Заканчиваю ответ на вопрос по ВТО. Вывод: механизмы, связанные с курсом, сегодня даже более серьезно влияют на мировую торговлю, чем правила импортных пошлин ВТО. 

ВОПРОС ИЗ ЗАЛА: Скажите, пожалуйста, Италия должна 370 миллиардов кому-то. Германия тоже должна кому-то. Америка всему миру должна огромные деньги. Где этот должник, кому все должны? 

АЛЕКСЕЙ КУДРИН: Вы удивитесь. Это граждане, которые принесли свои деньги в банки, на эти деньги куплены государственные облигации соответствующих стран. Если эти деньги не вернутся от этих стран: от Италии, Греции и других, тогда банки, взяв деньги граждан, но, потеряв их в операциях по покупке облигаций, получают разрыв на своем балансе. Они не могут выполнить обязательства перед гражданами. Соответственно, вводится процедура банкротства этих банков как неспособных выполнять свои обязательства. Государства, понимая это, вынуждены дать капитал, то есть вложиться государственными ресурсами - а в данном случае правительства это должны сделать - вложиться в капитал этих банков на сумму этого разрыва. Пока оценка этого разрыва: Евросоюз называет 150-160 миллиардов евро. Уже не хватает этого капитала в банках Евросоюза. МВФ считает, что этот разрыв сейчас составит уже где-то 300 миллиардов. Не исключено, что он может составить существенно большую сумму. До триллиона и выше, если начнет разворачиваться долговой цикл. То есть граждане и предприятия, в конечном счете, или не получат этих средств, на этот триллион, который они внесли, или государства должны будут этот триллион выложить из средств налогоплательщиков, спасая таким образом банковскую систему. 

Случай с США - похожая ситуация. Но в США есть еще один, как известно, источник – печатный станок. США могут через систему банков прокредитовать свое же правительство. Когда США выходят на уровень 100% ВВП долга – это тоже неприятная и опасная история, но она не такая критическая, как у любой другой страны. США могут пытаться рефинансировать свой кредит через эмиссионные ресурсы по мере готовности работать с долларом всего мира. Но у этого тоже есть свои пределы. Сегодня проблема не в том объеме денег, который напечатала Федеральная резервная система, а в объеме долга США в ближайшие годы. Если США будут по 10-11% ВВП каждый год накапливать долг, то в какой-то момент, конечно, возникнет избыток в обращении долларов. Через механизм монетизации государственного долга создается опасность не просто тогда, когда ФРС кредитует банки на очередной триллион. Это деньги ликвидности, они сегодня есть, завтра ФРС их может отозвать через разные механизмы. А вот монетизация государственного долга – это реально деньги, надолго попавшие в мировую экономику. Там еще более сложные механизмы, если грубо объяснять. Через, допустим, два года нам нужно будет увидеть, готовы ли США снизить дефицит с нынешних 10% до примерно 4%. Тогда все состоится: доллар останется надежной валютой еще надолго. Если США в течение ближайших двух лет не снизит свой дефицит с 10% хотя бы ниже 6% или 5%, то думаю, доверие к доллару начнет снижаться. Оно уже подорвано, скажем так – не такое как было раньше. Неспроста «Standard & Poor's» высший рейтинг США тоже уже снизило, как вы помните, в прошлом году. Но если США и дальше не будут снижать свой дефицит, то ситуация станет развиваться по доллару плохо. 

Еще одну вещь скажу. США развивали свою экономику с использованием преимущественного положения эмитента мировой резервной валюты. Соединенные Штаты позволили себе жить лучше, чем они на сегодня имеют право. Долг у них 100% ВВП, а кризис еще не закончился и только начинается вторая волна. В такой ситуации США стоят перед необходимостью сокращать свои расходы существенно, снижать некоторые стандарты жизни: социальные программы, образование, здравоохранение. На прошлой неделе объявили о сокращении примерно на 480 миллиардов долларов военных расходов за 10 лет. Примерно по 50 миллиардов долларов будут снижать военные расходы в год, но это только начало. А вчера, если вы слышали, Обама вышел с инициативой об увеличении потолка долга еще на 1 триллион 200 миллиардов долларов. И республиканцы сейчас их прижмут перед выборами, будет опять большая драка. Республиканцы будут требовать от Обамы сокращения социальных расходов, что непопулярно перед выборами, а Обама будет говорить, что до выборов он не готов принимать такие решения. И снова это будет тяжелая склока, снова они весь мир будут держать в напряжении до последнего дня, как было в прошлом году по погашению долга – правительство не могло рефинансировать свой долг. Но, тем не менее, они о чем-то договорятся, полагаю, республиканцы не создадут худшую ситуацию для США. Но вообще-то проблема состоит в том, что в среднесрочном и долгосрочном периоде США должны снизить уровень жизни у себя в стране. 

Завершая свое выступление, хочу подчеркнуть, что не настаиваю на том, что по всем позициям моя точка зрения исключительная и самая верная. Я говорил о том, что в экономической среде есть разные позиции по отдельным вопросам. Просто я сторонник отдельных позиций, о них всегда говорю, готов их аргументировать. Но понимаю, что не может быть в экономической науке единомыслия, и студентов стараюсь учить, давая им несколько версий, рассказывая о том, какие из них имеют определенные аргументы и вес. 

Спасибо вам большое!


Возврат к списку



Интервью Антона Силуанова "Ведомостям"
Интервью Министра финансов Антона Германовича Силуанова "Ведомостям"

Polit.ru
Сайт «Полит.ру» — площадка, сочетающая актуальные политические и экономические новости с живой общественной и научной дискуссией

Info.minfin.ru
Информационно-аналитический раздел официального сайта Министерства финансов Российской Федерации

Aleksei_Kudrin: RT @WakeUpR: Особое мнение члена ЦИК РФ Е. Колюшина: прошедшие президентские выборы не были свободными http://t.co/iVVvqa0x RT!

13.03.2012

reply • retweet • favorite

Aleksei_Kudrin: @ASyurtaev Сейчас готовим все документы и программу. В апреле подробно расскажу.

13.03.2012

reply • retweet • favorite

Aleksei_Kudrin: @advorkovich @rianru Сейчас по закону с 2014 года ставка страховых взносов 34%. Предлагаю снизить до 30% как и сейчас.

12.03.2012

reply • retweet • favorite


Алексей Кудрин
официальный сайт, © 2011-2012